К 30-летию Чернобыльской катастрофы
Чернобыльская катастрофа расценивается как крупнейшая в своём роде за всю историю атомной энергетики, как по предполагаемому количеству погибших и пострадавших от её последствий людей, так и по экономическому ущербу. Дискуссия о количестве жертв чрезвычайного происшествия не утихает до сих пор. И проблема тут не в злом умысле одной из сторон в споре, а в принципиально разных методиках подсчета количества погибших в результате взрыва на АЭС. Ведь немногие знают, что в момент разрушения реактора и выброса радиации, погибли только 4 сотрудника станции. Все остальные жертвы – это те, кто лишился жизни из-за нарушений, связанных с большими дозами радиации и лучевой болезнью, уже после ликвидации первичных последствий катастрофы. Так, организация «Чернобыльский форум», существующая под эгидой ООН и агентства по атомной энергии, указывает на 4 000 погибших. Напротив, «Гринпис» дает цифру в 200 000. Впрочем, большинство экспертов сходится на промежуточном показателе – 30-60 тыс. человек. Скорее всего, с учетом естественного обновления населения и естественных заболеваний, эта цифра ближе остальных к реальной.
Все приведенные данные – голая статистика. Но за каждой цифрой стоят человеческие судьбы, слезы отцов и матерей, потерявших своих детей, мужей и жен, ставших одинокими. Трагедия вошла в семьи не одного десятка тысяч человек. В мирное время.
Монолог о целой жизни, написанный на дверях
Из книги Светланы Алексиевич «Чернобыльская молитва»
"Я хочу засвидетельствовать...
Это было тогда, десять лет назад и каждый день происходит со мной сейчас. Теперь... Это всегда со мной.
Мы жили в городе Припять. В самом этом городе, который знает сейчас весь мир. Я не писатель. Но я свидетель. Вот как это было... С самого начала...
Ты живешь... Обыкновенный человек. Маленький. Такой, как все вокруг - идешь на работу и приходишь с работы. Получаешь среднюю зарплату. Раз в год ездишь в отпуск. У тебя - жена. Дети. Нормальный человек! И в один день ты внезапно превращаешься в чернобыльского человека. В диковинку! Во что-то такое, что всех интересует и никому неизвестно. Ты хочешь быть как все, а уже нельзя. Ты не можешь, тебе уже не вернуться в прежний мир. На тебя смотрят другими глазами. Тебе задают вопросы: там было страшно? Как горела станция? Что ты видел? И, вообще, могут ли у тебя быть дети? Жена от тебя не ушла? На первых порах мы все превратились в редкие экспонаты... Само слово "чернобылец" до сих пор, как звуковой сигнал... Все поворачивают голову в свою сторону... Оттуда!
Это были чувства первых дней... Мы потеряли не город, а целую жизнь...
Уехали из дома на третий день... Реактор горел... Запомнилось, что
кто-то из знакомых сказал: "Пахнет реактором". Неописуемый запах. Но об этом все читали в газетах. Превратили Чернобыль в фабрику ужасов, а на самом деле в мультик. А его понять надо, потому что нам с ним жить. Я расскажу только свое... Свою правду...
Было так... Объявили по радио: кошек брать нельзя! Дочка - в слезы, от страха потерять свою любимую кошку стала заикаться. Кошку в чемодан! А она в чемодан не хочет, вырывается. Обцарапала всех. Вещи брать нельзя! Я все вещи не возьму, я возьму одну вещь. Только одну! Я должен снять дверь с квартиры и увезти, дверь оставить не могу... А вход забью досками...
Наша дверь... Наш талисман! Семейная реликвия. На этой двери лежал мой отец. Не знаю, по какому обычаю, не везде так, но у нас, сказала мне мама, покойника надо положить на дверь от его дома. Он так лежит, пока не привезут гроб. Я сидел около отца всю ночь, он лежал на этой двери... Дом был открыт... Всю ночь... И на этой же двери до самого верха зазубрины... Как я рос... Отмечено: первый класс, второй. Седьмой. Перед армией... А рядом - как рос уже мой сын... Моя дочь... На этой двери вся наша жизнь записана, как на древних папирусах. Как я ее оставлю?
Попросил соседа, у него была машина: "Помоги!" Показал мне на голову: мол, ты, друг, не в себе. Но я ее вывез... Дверь... Ночью... На мотоцикле... Лесом... Вывез через два года, когда наша квартира уже была разграблена. Очищена. За мной гналась милиция: "Будем стрелять! Будем стрелять!" Конечно, они приняли меня за мародера. Дверь из собственного дома я как украл...
...Отправил дочку с женой в больницу. У них по телу расползлись черные пятна. То появятся, то исчезнут. Величиной с пятак... А ничего не болит... Их обследовали. Я спросил: "Скажите, какой результат?" - "Не для вас". - "А для кого же?"
Вокруг тогда все говорили: умрем-умрем... К двухтысячному году белорусы исчезнут. Дочке исполнилось шесть лет. Ровно в день аварии. Укладываю ее спать, она мне шепчет на ухо: "Папа, я хочу жить, я еще маленькая". Я думал, она ничего не понимает...А она увидит няню в детском садике в белом халате или в столовой повара, с ней истерика: "Не хочу в больницу! Не хочу умирать!" Белый цвет не переносила. Мы даже в новом доме занавески белые поменяли.
Вы способны себе представить сразу семь лысых девочек? Их в палате было семь... Нет, достаточно! Я кончаю! Когда я рассказываю, у меня чувство, вот сердце подсказывает - ты совершаешь предательство. Потому что я должен описывать ее, как чужую... Ее мучения... Жена пришла из больницы... Не выдержала: "Лучше бы она умерла, чем так мучиться. Или мне умереть, чтобы больше не смотреть". Нет, достаточно! Я кончаю! Не в состоянии. Нет!
Положили ее на дверь... На дверь, на которой когда-то лежал мой отец. Пока не привезли маленький гроб... Он был маленький, как коробка из-под большой куклы. Как коробка...
Я хочу засвидетельствовать - моя дочь умерла от Чернобыля. А от нас хотят, чтобы мы молчали. Наукой, мол, еще не доказано, нет банка данных. Надо ждать сотни лет. Но моя человеческая жизнь... Она же меньше... Я не дождусь. Запишите... Хотя бы вы запишите: дочку звали Катя... Катюшенька... Умерла в семь лет..."
Николай Фомич Калугин, отец