Чернобыльская катастрофа расценивается как крупнейшая в своём роде за всю историю атомной энергетики, как по предполагаемому количеству погибших и пострадавших от её последствий людей, так и по экономическому ущербу. Дискуссия о количестве жертв чрезвычайного происшествия не утихает до сих пор. И проблема тут не в злом умысле одной из сторон в споре, а в принципиально разных методиках подсчета количества погибших в результате взрыва на АЭС. Ведь немногие знают, что в момент разрушения реактора и выброса радиации, погибли только 4 сотрудника станции. Все остальные жертвы – это те, кто лишился жизни из-за нарушений, связанных с большими дозами радиации и лучевой болезнью, уже после ликвидации первичных последствий катастрофы. Так, организация «Чернобыльский форум», существующая под эгидой ООН и агентства по атомной энергии, указывает на 4 000 погибших. Напротив, «Гринпис» дает цифру в 200 000. Впрочем, большинство экспертов сходится на промежуточном показателе – 30-60 тыс. человек. Скорее всего, с учетом естественного обновления населения и естественных заболеваний, эта цифра ближе остальных к реальной.

Все приведенные данные – голая статистика. Но за каждой цифрой стоят человеческие судьбы, слезы отцов и матерей, потерявших своих детей, мужей и жен, ставших одинокими. Трагедия вошла в семьи не одного десятка тысяч человек. В мирное время.

                   Монолог о целой жизни, написанный на дверях
                             Из книги Светланы Алексиевич «Чернобыльская молитва»

     "Я хочу засвидетельствовать...
     Это было  тогда, десять  лет назад и каждый  день  происходит  со  мной сейчас. Теперь... Это всегда со мной.
     Мы  жили  в городе Припять. В самом  этом городе,  который знает сейчас весь  мир.  Я  не  писатель. Но я свидетель. Вот как  это было...  С  самого начала...
     Ты живешь... Обыкновенный человек. Маленький.  Такой, как все вокруг - идешь на работу и приходишь с работы. Получаешь среднюю зарплату. Раз в  год ездишь в отпуск.  У тебя - жена. Дети. Нормальный человек! И в один  день ты внезапно превращаешься  в чернобыльского  человека.  В  диковинку! Во что-то такое,  что всех интересует и никому  неизвестно. Ты хочешь быть как все,  а уже нельзя. Ты  не можешь,  тебе  уже не  вернуться  в прежний  мир. На тебя смотрят другими  глазами. Тебе  задают вопросы: там было страшно? Как горела станция? Что ты видел? И, вообще, могут ли у тебя быть дети? Жена от тебя не ушла? На первых порах мы все  превратились в редкие экспонаты...  Само слово "чернобылец" до сих пор, как звуковой  сигнал...  Все поворачивают голову  в свою сторону... Оттуда!
     Это были чувства первых дней... Мы потеряли не город, а целую жизнь...
     Уехали  из  дома  на третий день... Реактор горел...  Запомнилось,  что
кто-то из знакомых сказал: "Пахнет реактором". Неописуемый запах. Но об этом все читали в газетах. Превратили Чернобыль в фабрику ужасов, а на самом деле в мультик. А его понять  надо, потому что нам с  ним жить. Я расскажу только свое... Свою правду...
     Было так...  Объявили по радио: кошек брать нельзя! Дочка - в слезы, от страха потерять свою любимую кошку стала заикаться. Кошку в чемодан! А она в чемодан не хочет, вырывается. Обцарапала всех. Вещи брать нельзя! Я все вещи не возьму, я возьму одну вещь. Только одну! Я должен снять  дверь с квартиры и увезти, дверь оставить не могу... А вход забью досками...
     Наша дверь... Наш талисман! Семейная реликвия. На  этой двери лежал мой отец. Не знаю,  по какому обычаю, не везде так,  но у нас, сказала мне мама, покойника надо положить на дверь от его дома. Он так лежит, пока не привезут гроб.  Я сидел около отца  всю ночь, он  лежал  на  этой  двери...  Дом  был открыт... Всю ночь... И на  этой же двери до самого верха зазубрины... Как я рос...  Отмечено: первый класс, второй.  Седьмой. Перед армией... А рядом - как рос уже мой сын... Моя дочь...  На этой  двери вся наша жизнь  записана, как на древних папирусах. Как я ее оставлю?
     Попросил соседа, у него была машина: "Помоги!" Показал  мне на  голову: мол, ты, друг, не в себе. Но я ее вывез... Дверь... Ночью... На мотоцикле... Лесом...  Вывез через два года, когда  наша квартира уже  была  разграблена. Очищена. За мной гналась милиция: "Будем стрелять! Будем стрелять!" Конечно, они приняли меня за мародера. Дверь из собственного дома я как украл...
     ...Отправил дочку с  женой в больницу. У них по телу расползлись черные пятна. То появятся,  то исчезнут. Величиной  с пятак... А ничего не болит... Их обследовали. Я спросил: "Скажите, какой  результат?" - "Не  для вас". - "А для кого же?"
     Вокруг тогда все говорили: умрем-умрем... К двухтысячному году белорусы исчезнут.  Дочке  исполнилось шесть лет. Ровно  в день аварии.  Укладываю ее спать, она мне шепчет на ухо: "Папа, я хочу жить, я еще маленькая". Я думал, она ничего не понимает...А  она увидит няню в детском садике  в белом халате или  в  столовой  повара, с ней  истерика:  "Не  хочу  в  больницу! Не  хочу умирать!" Белый цвет не  переносила.  Мы даже в  новом  доме занавески белые поменяли.
     Вы способны себе представить сразу семь лысых девочек? Их в палате было семь... Нет, достаточно! Я кончаю! Когда я рассказываю, у  меня чувство, вот сердце  подсказывает - ты совершаешь предательство.  Потому что  я  должен описывать ее, как  чужую...  Ее мучения...  Жена пришла  из  больницы...  Не выдержала: "Лучше  бы она  умерла,  чем так мучиться. Или мне умереть, чтобы больше не смотреть". Нет, достаточно! Я кончаю! Не в состоянии. Нет!
     Положили  ее на дверь... На дверь, на которой когда-то лежал мой  отец. Пока не  привезли  маленький  гроб... Он  был маленький,  как коробка из-под большой куклы. Как коробка...
     Я хочу засвидетельствовать - моя  дочь умерла  от Чернобыля. А от нас хотят, чтобы мы  молчали.  Наукой, мол, еще не доказано,  нет  банка данных. Надо  ждать сотни лет.  Но моя человеческая жизнь... Она  же меньше...  Я не дождусь.  Запишите... Хотя бы вы запишите: дочку звали Катя... Катюшенька... Умерла в семь лет..."
     Николай Фомич Калугин, отец